Практически с первых дней начавшихся крестьянских волнений уездные  милицейские подразделения перешли в полное подчинение командующих вооруженными силами уездов.

          Возглавивших восстания в разных частях Ишимского уезда власти охарактеризовали как «бывшие полковники, офицеры царской и колчаковской армии, спекулянты и кулаки, которых советская власть лишила жирного дарового куска хлеба и взяла награбленное ими на трудовой шее добро». Восстание сразу получило  характеристику «кулацко-повстанческое», а потому в своих действиях по ликвидации очагов выступлений крестьянства власти были беспощадны.

         Подавление восстания проводилось самыми жесткими методами: «в тех обществах, кои …  присоединятся к восставшим контрреволюционным бандам, произведут разгон исполкомов и сельсоветов или допустят избиение коммунистов и советработников – конфисковать имущество и весь живой и мертвый инвентарь у каждого десятого домохозяина», «за производимые убийства коммунистов и совработников… за каждого одного расстрелять десять человек местных крестьян». Позиция властей была обозначена четко: «всякое противодействие будет подавлено без всякой пощады вплоть до уничтожения отдельных деревень с применением пулеметного и орудийного огня».

       Одновременно с карательными мерами власти по всей губернии рассылали листовки следующего содержания: «Мы еще надеемся, что крестьяне одумаются… Но нашему терпению может быть конец. Да, мы жалеем, не в пример вашим вожакам, деревенские избы, невинных жителей, женщин и детей, но у нас хватит пушек, чтобы, в случае упорства, сравнять с землей села и деревни. Если бессмысленные беспорядки будут продолжаться и мешать нам устраивать мирную жизнь, с болью в сердце, но во имя блага десятков миллионов рабочих и крестьян, мы вынуждены будем употребить более решительные меры».

        Несмотря на предпринимаемые силовые методы, фактически местные власти не были готовы к подавлению бунта. Находящиеся в г. Ишиме воинские части 181-го и 254-го полков «были совершенно раздеты и разуты», поэтому для участия их в боевых действиях военных было необходимо сначала снабдить одеждой и обувью, что и было выполнено оперативно (уже к 12 февраля военные получили 700 пар пимов и 300 полушубков, шапки и варежки). В документах о сложившейся ситуации с подавлением восставших, идущих на Обдорск, читаем о том, что воинские части «полувооружены». В Тюменском, Ялуторовском уездах для подавления восстания не хватало «реальной силы».

       Понимая, что аресты всех подряд не могут привести к позитивному решению, власти объявили, что аресту подлежат только «сознательные и определившиеся контрреволюционеры», необходимо было «усиленно вести работу по вылавливанию преимущественно главарей восстаний и активных повстанческих элементов и направлять таковых и всех арестованных вообще в политбюро обязательно с материалом, подробно указывая классовое положение, образование, какую роль принимал в восстании, когда, где и т.п.».

          При ликвидации очагов волнений выявлялись факты превышения полномочий органов власти: были отмечены случаи, когда при захвате в плен повстанцев, расправлялись с ними на месте, т.е. расстреливали. Практически с первых дней восстания военно-революционный трибунал пристально разбирал дела не только крестьян-участников восстания, «руководивших контрреволюционеров», но и преступления продработников, вызвавших своими действиями при проведении госразверсток эти восстания. Наряду с «контрреволюционерами» трибунал приговаривал и виновных продработников к высшей мере наказания – расстрелу.

         Затяжной характер восстания требовал от властей новых решений. В начале мая 1921 года в Тюмени началось формирование Тюменского коммунистического пехотного полка. С 5 июля 1921 года был объявлен двухнедельник добровольной явки и сдачи оружия скрывающихся в лесах Тюменской губернии «бандитов». Фактически он продлился по 26 июля. «Бандитам объявлена полная гарантия неприкосновенности личности и возвращение конфискованного недвижимого имущества». Также предполагался строгий учет неблагонадежного населения: власти на местах еженедельно предоставляли в уездные органы милиции списки на явившихся «бандитов».

        Благодаря двухнедельнику в ряде волостей «бандитизм» прекратился. Но по губернии объявленный двухнедельник желанных результатов не дал: явившиеся добровольно «бандиты» оружие не сдали, а если и сдали, то слишком малый процент.

       В октябре 1921 года власти сообщают: «Бандитизм до сих пор в Тюменской губернии продолжает существовать… Губернский исполнительный комитет за время вооруженной борьбы с шайками насильников и грабителей использовал все средства миролюбия не только к населению, но даже и к бандитам и в настоящий момент считает себя вправе применять самые суровые карательные меры». Губернские власти категоричны: «При появлении в том или другом районе бандитов лица, уличенные в сношении с ними, добровольном их укрывательстве, а также сообщении бандитам сведений о движении войск Красной Армии, подвергаются высшей мере наказания – расстрелу».

        Несмотря на жесткие меры, арест и убийства руководителей восставших в ноябре 1921 года все также в губернский центр приходят сообщения о военизированных отрядах, скрывающихся в Ишимском, Тобольском и Ялуторовском уездах.

       28 декабря 1921 года Тюменский губисполком официально заявил: «Бандитизм в губернии уничтожен. Только несколько десятков проходимцев, превратившись в простых разбойников, скрываются по лесным избушкам и грабят на дорогах. Они будут уничтожены в ближайшее время». С 5 по 20 января 1922 года «всем гражданам губернии, не имеющим законного права иметь на руках оружие военного образца» дается время для добровольной сдачи оружия.